Выставка Петра Фролова и Натальи Тур «Саквояж»

Петр Фролов родился в 1974 году в Ленинграде. С пяти лет посещал художественную школу при Эрмитаже. Учился в Лицее при Академии Художеств. Изучал книжную графику и иллюстрацию в Мухинском училище, а также основы сценических декораций в Театральном институте. Два года жил в Париже, затем три года в США. С 1997 года регулярно живет и выставляется во Франции (Париж, Страсбург, Лазурный берег). С 2007 начинает выставочную деятельность в Москве и Петербурге. Участник многочисленных Российских и международных выставок, его работы находятся в частных коллекциях многих стран. Член Союза художников России.

 

Наталья Тур закончила художественное училище им.В. Серова в Санкт — Петербурге, затем получила диплом Санкт — Петербургской Академии художеств по классу живописи. С 1999 года Наталья Тур принимает участие во многих зарубежных выставках. Ее работы находятся в частных собраниях России, Франции, Великобритании, Голландии и США. Член Союза Художников России.

 

Работы Петра Фролова – эдакое новогоднее шоу от компании весёлых актёров, которые уже немного подшофе. Возня и хохот слышны ещё через дверь, потом трещит звонок, вы открываете, и на вас падает ёлка со всеми своими шарами, огнями, гирляндами, звёздами и канителью.

 

Мир Фролова совершенно индивидуален, как индивидуально переживание, впечатление, impression. Это мир весёлый, игровой. Это сразу и маскарад, и ярмарка, и балаган, и карнавал, и мистерия — буфф. Это салют карамелью, торт из бабочек, сапоги — скороходы, ниагара игрушек, свадьба актиний, карусели — зодиак, «ероплан» с бубенцами, кораллы из сирени, брызги в калейдоскопе, монгольфьер — хлопушка. Только в игре можно органично совместить несовместимое, поэтому Фролов – чародей — алхимик в качелях, которые крутят «солнышко».

 

Художественный кругозор Петра Фролова вылезает за пределы горизонта, как шампанское из горлышка бутылки. Всё игровое, что создано в искусстве, так или иначе переозвучено этим маэстро, чей оркестр наяривает туш. Муха, говорите, Альфонс? Зазеркалье, говорите? А разве не виден малявинский вихрь алых баб? Или носатые тени шемякинских кукол? В этой шараде смешалось всё.

 

Остаётся недоумение: неужели этот мир при таком многообразии явлений и прочтений внутренне органичен? Да. Так органичен ворох самых разных подарков в мешке Деда Мороза.

 

Семантика и есть главная тайна работ Петра Фролова, заставляющая дотошно рассматривать всё буйство каждой картины. Хаотичность, случайность, спонтанность образов – только мнимые, просто их принцип не универсальный, а индивидуальный, авторский, но семантическое поле общее, и в целом всё понятно.

 

Иногда Пётр Фролов задаёт конкретную тему для пиршества ассоциаций: зима в Эльзасе, каналы Голландии, Транссибирская магистраль, Инсбрук. Иногда тема туманна – «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»: шляпа-клумба, бирюльки, ожившие санки, граммофон. Шляпы и полёты – словно исходные точки историй Петра Фролова: смотря какая шляпа смотря куда полетела… А состояния-то все – игра, страсть, праздник.

 

Главный фокус Фролова – превратить игру в зрелище и зрителем выстрелить в это зрелище из пушки, как Мюнхгаузеном в Луну. И зритель помчится по мажорному, барочному эфиру метонимий и тропов, роскошных сравнений и остроумных эпитетов, превращённых в образы, оживлённых и сцепленных Фроловым – этим балетмейстером живописи – в причинно — следственные связи хороводов.

 

Строгое и хмуробровое русское искусство знает разные реализмы. Знает придирчивый критический реализм, всё подвергающий проверке на серьёзность, на соответствие мировой истине. Знает социалистический реализм – фактурное и по сути утопическое повествование о «жизни в её революционном развитии». Знает и многие другие форматы правдивости: умозрительный академизм, парадный стиль или даже издевательский соц — арт. А Наталья Тур придумала праздничный реализм. Подобно Буратино, он «создан на радость людям».

 

Русской реалистической живописи положено иметь литературный бэк — граунд, и картины Натальи Тур вписаны в яркую текстовую традицию. Здесь трепетность Тургенева, романтизм Грина, экзотика Гумилёва, цветущая чувственность Бунина, призрачное, исчезающее дворянство серебряного века. И ещё – вот чудо-то! – очень много Льва Толстого, вернее, его юной и неистовой Наташи, девушки, которая есть «сама жизнь». Наталья Тур отзывается Наташе Ростовой ощущением изначального природного счастья бытия, девчоночьей восторженностью – как у Наташи перед первым балом, когда всё казалось ей восхитительным, а все люди – любящими друг друга и прекрасными; она и себя-то не могла различить в зеркале в сказочной толпе красавцев и красавиц. «Наташа была так счастлива, как никогда ещё в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастия и горя».

 

При пересказе сюжетов картин кажется, что Наталья Тур предпочитает жанровую живопись – сценки из обычной жизни. Но концентрация поэзии выводит художницу за пределы обыденности. В картинах Натальи Тур сложно определить эпоху, да и не нужна такая привязка к календарю, потому, конечно, определение «жанровые» – не для этих работ. У Натальи Тур некий синтез художественных жанров. Безусловная портретность образов. Конкретность ситуаций: дети с улицы заглядывают в окошко деревенского дома, синицы прилетели на кормушку, женщина выносит цветы в больших горшках на солнечный двор. Узнаваемый пейзаж: средняя полоса, Крым, Италия, Куба. Наконец, натюрморт.

 

О-о, как по-женски хозяйственно и бережливо Наталья Тур тащит в гнездо всякий — всякий разный хлам и причудливое барахло: мятые медные самовары, фарфоровую чайную посуду, керамические горшки с обломанными венчиками, туеса и корзины, бутылки и графины, цветастые лоскутные одеяла, соломенные шляпы, лампы. А ещё художница, женщина-земледелица, любит плоды земные, цветы и деревья, и вокруг неё толчётся всякая живность: крутятся собаки, кошки чешут лапой за ухом, скачут кролики, на насестах спят курицы, дерутся синицы и снегири, по обеденному столу, волоча хвосты, ходят фазаны, в клетке сидит попугай, под лампой порхают бабочки. Однако не меньше шмотья, флоры и фауны жизнелюбивая Наталья Тур наслаждается фактурами: разнообразием тканей, сухими досками, гладкостью стекла, блеском металла, нежностью девичьих лиц.

 

Иной раз восхищение вещностью и фактурностью мира приводит живопись к самодовлеющей декоративности, к «мирискуснической» графичности, как в серии «Времена года»: это потому что идеал для Натальи Тур превыше реальности. Он нисходит на землю, даруя счастье, как языческий бог плодородия и изобилия.

 

Вроде бы, на картинах Натальи Тур жизнь совсем немудрёная: здесь добрый, ласковый, нежный и милый женский мир хлопот по хозяйству и забот о разной бестолковой живности; здесь бесконечные сборы урожаев, сервировки столов и приготовления к праздникам. Так жить – душевно и человечно. Так писать – очень просто. Но это лишь кажется. На самом деле так писать – неимоверно сложно, потому что и неимоверно сложно жить так, чтобы жизнь была как праздник.